Анна Никольская-Эксели «По Зашкафью кувырком»
У нас новый заечательный автор. Знакомьтесь — Анна Никольская-Эксели. Сегодня мы выкладываем кусочек ее повести.
Глава 0
Мой Лидочек так уж мал
За столом сидит девочка в апельсиновых тапочках и ковыряет мельхиоровой ложкой манную кашу.
«Вот неблагодарная!» – подумает девочкина мама и беззвучно растянет рот в букву «О». Она сосредоточенно глядит в круглое зеркальце в позолоченной оправе и красит ресницы. Тем временем девочка берет пробу грунта на поверхности Луны. Давно остывший грунт прилип к ложке, и гравитация на него не действует, как и полагается на Луне.
– С эдой баловаться – стыд и грэх, – бросает мама, дорисовывая растянутую в «Э» губу.
– Дети – цветы жизни. Они не грешат, – говорю я (девочка – это именно я) и пробуровываю в Луне кратер. Ложка глухо утыкается в дно, и кратер получается гораздо мельче, чем я задумывала.
– Мишук, повлияй, – говорит мама, целуя меня наспех в макушку.
Пахнет от нее «Арабикой» и духами, которые подарил папа на «8 Марта». Мама говорит, что у папы никакого воображения, поэтому коробок с духами у нас дома целый комод. Когда никого нет, я достаю их и строю Пизанскую башню прямо на коленках.
– Behave1! – доносится из прихожей, и за мамой хлопает дверь.
Мама работает переводчиком на заводе сухих строительных смесей. Его продали американцам, и с тех пор, как мама побывала в Аризоне, она мечтает переехать туда всей семьей.
– Ты должна питаться, – начинает влиять на меня папа. Он продырявил пальцем «Российскую газету» и теперь глядит через отверстие одним глазом. Дырка вышла как раз посередине лба какого-то мужчины в галстуке. Над мужчиной написано «У НАТО открылся третий глаз». Папе очень смешно, а мне не очень. Но я все равно смеюсь, чтобы сделать ему приятное. Тогда, возможно, он позабудет о каше.
– Доедай, а то я на работу опаздываю, – откладывает папа в сторону газету и делает серьезное лицо.
– Я не ем грунт, тем более холодный и с комочками.
– Ладно, – быстро соглашается папа, поглядывая на часы. – В обед скушай борщ и «Ласточкино гнездо». Приеду – проверю.
Первый раз «Ласточкино гнездо» я попробовала на ужин в продленке. До этого рокового момента с присущей всем детсадовцам наивностью я считала, что «Ласточкино гнездо» воздушно и карамельно-ванильно. Как «Птичье молоко». Мечтала я о нем три долгие недели. С того момента, когда чернильным сентябрьским вечером мама читала папе распечатку меню, решая, отдавать меня в продленку или нет. Помню, засыпая под ссору родителей, задушенную кухонной дверью, я думала о том, как буду сидеть на низком стуле в малочисленной компании продленковцев и есть «Ласточкино гнездо». И между нами, тремя-четырьмя посвященными, возникнет тайна, которую мы никогда не откроем остальным детям – забранным родителями и не вкусившим «Ласточкиного гнезда». И пускай у нас нет бабушек с маленькими добрыми, как у пекинеса, глазами или папиных шоферов, которые заберут нас вовремя. Зато во время морковной запеканки на полдник мы будем глядеть на несчастных непосвященных с сочувствием и перешептываться украдкой, зная, что ожидает нас вечером, и давясь этим сладким ожиданием…
Ванильная мечта моя оказалась говяжьей котлетой. Хотя некоторая интрига в виде засунутого в котлету яйца все же оставалась. Приходилось довольствоваться малым. Как яйцо из курицы попадало в говядину, я не совсем понимала, но спросить из-за своей болезненной застенчивости не могла даже у нянечки Зинаиды Григорьевны. В тот вечер, когда я наконец решилась рассказать про яйцо маме, она почему-то расплакалась и снова поругалась на кухне с папой. А потом стала регулярно готовить мне «Ласточкино гнездо» и даже показала, как этот делается. Интрига пропала, а после канули из холодильника пиццы, сосиски и блинчики глубокой заморозки. В нашей семье настала эпоха борщей и расстроенных от недосыпа маминых нервов, которые не берегли ни я, ни папа. Впрочем, продленка уже давно в прошлом.
– Пап, а когда мы в зоопарк поедем? Ты еще на прошлый день рождения обещал, – говорю я, шлепая остатки лунного грунта в миску Чучика.
Чучик – наш ризеншнауцер, он вечно голоден и ничуть не прихотлив. Чучик сметет и кашу с комочками, и даже трехдневный борщ со стылыми кружками жира.
– В субботу. Вот допишу программу, и сразу в субботу поедем, – отвечает папа уже из прихожей.
– В эту? – уточняю я, зная своего папу. Папа программист и работает в режиме дедлайна. Обычно его дедлайн – это вечер пятницы по московскому времени, а точнее – глубокая субботняя ночь.
– Лидочек, в следующую, – в прихожей чмокает замок, и я остаюсь одна, если не считать Чучика.
Мама говорит, одиночество пагубно влияет на психику, но я одиночество люблю. В него можно закутаться с ног до головы, как в папин махровый халат после купания, чтобы одна макушка торчала. В одиночестве безопасно, тепло и уютно. Наверное, так бывает, когда сидишь на облаке и потягиваешь апельсиново-молочный коктейль. Мамин психотерапевт называет это «зоной комфорта», которую необходимо планомерно расширять, дабы не ограничивать личностный и профессиональный рост. А еще в одиночестве ты никому не мешаешь. Ни маме с подработкой на дому, ни папе с «Героями 5», ни вечно спешащей тете Оле – моей крестной, ни даже Чучику грызть говяжий мосол.
1 Не балуйся!
© Анна Никольская-Эксели, 2010