Анна Попова «Лютик и Незабудка»

Давно иль нет — не считал никто, сколько лет утекло, появился в деревне мальчик. Пришли и ушли торговцы из дальних стран, обменяли товар диковинный на золото, мед и шкуры, а он остался. Откуда родом и кто родители, никто не знал, и сам он рассказать не мог, но до того мил был и хорош, что сжалились жители и приютили. Назвали мальчика Лютиком, потому как волосы его, что солнышко – ясные и блестящие.

Стал жить он в семье плотника, мастера в своем деле. Вся деревня ходила к Мастеру Плотнику, починить ли что, заказать: кровати и столы, стулья, шкафы, тарелки резные иль ложки, а то и безделушку какую для ребенка. На все горазд Мастер Плотник. И в доме у него ладно, и жена умница, дочки – лапочки, только сына нет. Рад был Лютику, как своего принял. И забыли вскоре жители, что пришлый он, не здесь родился.

Хорошо живется Лютику, названная мать ласковая, сынком зовет, сестры-близняшки шалят и дразнятся, но его слушают как старшего, отец строгий, но справедливый, такой, каким и должен быть. Плотницкая наука не из легких, но он учится, схватывает на лету, к радости матери с отцом.

Одна только странность у мальчика: не любит он с детьми играть, в шумных забавах не участвует, не дерется никогда, все больше пропадает на Дальнем Лугу за Холмом. Что там делает, не знает никто, но непременно весел бывает, тих и спокоен. Всегда вежлив и учтив, помощник хороший и добрый малый, потому нет дела никому до его странности.

Хорошо живется Лютику.

Голоса звенят ручейками, девчонки ахают и бегут наперегонки к красивому цветку, и еще к одному, и к другому. Плетут венки, кружатся и напевают песни. На Холме цветов больше, они ярче и крупней. Топчут босые пятки траву, сбивают краем платья недовольных шмелей с венчиков. Взбираются все выше, позади деревня родная, теплая и сонная, впереди раскинулось небо и пестреет луг.

— Смотри-ка, Лютик! – ахают девочки, тыкая пальцем в мальчика с солнечными волосами. – Пошли к нему, Эрика, ну пошли!

Красавица Эрика, дочка Кузнеца, далеко не старшая средь них, но самая бойкая и уверенная, кивает: пошли. Сбегают гурьбой, окружают мальчика. У него сачок и берестяные туески, маленькие и побольше, целая вязанка.

— Лютик, здравствуй! Что ты делаешь?

Эрика стоит по пояс в траве, прохладной еще и влажной, глаза-васильки смотрят удивленно-насмешливо, а мальчик думает, как это у нее получается смотреть так, что замирает все внутри и хочется спрятаться или глядеть на нее вечно.

— Желания ловлю, — отвечает мальчик.

Девчонки замирают, не зная еще – поверить и удивиться или смеяться шутке.

— Их нельзя поймать, — возражает Ласточка, худенькая быстроногая девочка.

На нее шикают, а Эрика требует:

— Покажи!

Осторожно отдает Лютик один туесок, маленький, сплетенный неумело или небрежно. Она медлит открывать, глаза огромные, душа ждет чуда. Подружки заглядывают через плечо, толкаются. Поднимают крышку, а там лишь бабочка – желтая в белую крапинку. За спиной смешки, девочка вспыхивает, обида душит горло. «Он обманул!», — бьется в голове. Вместо желания – бабочка.

— Глупый мальчишка! – бросает в лицо.

Берестяная коробочка падает в траву, взлетают длинные косы, Эрика бежит обратно, за Холм, в деревню. На глазах вскипают злые слезы, ногти впиваются в ладони. Она поверила, он обманул. Никогда больше не поверит ему, никогда!

Лютик смотрел вслед ей и подружкам и шептал:

— Вы чего… я же хотел… зачем вы так…

У ног его копошилась, выползая из туеска, бабочка. Поврежденные крылья она расправить так и не смогла.

С той поры невзлюбила Эрика Лютика, насмехаться над ним стала и подружек своих натравливать. Мальчик ходил сам не свой, светлые глаза стали грустными-грустными.

— Почему ты меня не любишь? – решился спросить он у девочки.

Подружки зашушукались, ожидая развлечений – Эрика всегда на язык была остра. Хотела ответить насмешкой, но такая печаль звучала в его голосе, что сказала серьезно:

— Ты обещал показать пойманное желание, но обманул. Я этого не люблю.

— Я не обманывал, — удивленно возразил мальчик.

— Ха! А как это называется?

Она ждала, вздернув нос, а он не знал, что ответить. Не обманывал он, потому как и делать-то этого не умеет. Это она – не поверила.

— Я так и знала, — заключила девочка, — ты – обманщик.

— Нет! Я докажу! Пойдем.

Он побрел, не оглядываясь, на Холм, а девочки, собиравшие ягоды, застыли в нерешительности. Эрика поспешила следом, сказав подружкам ждать. Шли молча, сопя, поднимались в гору. Звенел насекомыми воздух, стрекотали кузнечики, вспархивали из-под ног птички, а они молчали, хоть и было, что сказать обоим.

Так же молча достал Лютик из куста сачок, начал выглядывать бабочек. Эрика стояла, затаив дыхание, и решала для себя: если и в этот раз обманет, не будет ему жизни хорошей на деревне! Решила так и успокоилась, и наблюдать стала, как подкрадывается мальчик к голубой с золотым окоемом красавице. Та и не подозревает даже, что ее ждет, беззаботно раскрывает и закрывает крылья, покачиваясь на цветке.

Вмиг накрыло сачком, бабочка дернулась, толкнулась в ткань, забилась под колпаком. Девочка едва не вскрикнула – до того стало жалко бедняжку.

— Не надо, — попросила она, но мальчик уже сунул руку под сачок.

Бабочка недоверчиво взобралась на его палец, покачиваясь, цепляется тонкими лапками, крылья трепещут – того и гляди, улетит.

— Чего ты хочешь? Загадывай быстрее, — прошептал Лютик.

— Найти брошку с розой, потеряла ее прошлой весной, — так же шепотом ответила Эрика. – Это все? Что делать-то?

— Вдохни пыльцу с крыльев.

Девочка наклонилась, ткнулась носом в серое тельце, вдыхая. А мальчик смотрел на ее затылок.

Пахнет от Эрики цветами, не каким-то одним, а букетом: немного ромашек, чуть колокольчиков, пара веточек желтых собачек, клевер и незабудки – все есть, но незабудок больше. «Не-забудь» — смеются ее глаза и звенит голосок. Да и как забыть – разве ж можно?

Девочка склонилась ниже, лазурная красавица ударила нахалку крыльями, сорвалась с пальца и запорхала над лугом. Эрика поморщилась, но через секунду уже с улыбкой следила за порывистым полетом бабочки.

— Теперь все, — тихо сказал он.

Глаза, синие, как небо, смотрят вопросительно – где же чудо? Блеснуло что-то в траве, наклонился, поднял.

— Ой, брошка! – девочка улыбнулась, но тут же нахмурила брови, — что это за трюк?

— Это не трюк. Твое желание исполнилось.

— Хочешь сказать, ты это не готовил? Что любая бабочка исполняет желания?

— Не любая, совсем не любая.

— Ха! Сейчас скажешь, что это была единственной.

— Неужели так сложно поверить? – с отчаяньем выкрикнул мальчик.

Девочка замерла, вглядываясь в его лицо, опустила глаза.

— Сложно. В это хочется верить, очень, даже слишком… и поэтому страшно.

— Не бойся, я с тобой, — совсем-совсем тихо сказал Лютик.

Протянул руку, словно хотел взять ее ладонь, но тут же отдернул, покраснев.

— Чего ты еще хочешь?

Эрика растерялась, для себя она ничего не хотела, или не знала, чего хотела. Лютик наловил ей семь бабочек, разноцветных, больших и маленьких. Уцепив туески за веревочки, девочка медленно шла домой, боясь лишний раз встряхнуть. Ведь сидели в них семь маленьких исполнительниц чьих-то желаний.

Первая, бело-красная, обрела свободу уже к вечеру, когда мать пожаловалась, что нет платья у нее приличного, все уж износилось, а муженек не купит никак. Эрика скинула крышечку и заворожено смотрела, как щекочет лапками, взбираясь на палец, невесомая красавица. Поднесла к носу и сразу почуяла запахи луга – мокрой травы, земли, цветов. Бабочка, порхая, вылетела в приоткрытую дверь. А после отец нашел за печкой монету и на радостях пообещал свозить на ярмарку.

С того дня начали сбываться желания. Подружки захотели котенка, белого и обязательно с густой шерстью, — приблудился котенок, худой и серый от грязи, но пушистый-пушистый. Отец нашел кошелек, мать купила сережки, у соседки наконец удался суп, урожай с полей собрали больший, чем ожидали. Все чего-то хотели, Эрика слушала и тянулась за новым туеском – и летели в разные стороны бабочки, и радовались люди, получая желаемое.

Лютик ходил счастливый, и глаза его горели ярче, когда смотрел он на Эрику-Незабудку. И она – улыбалась, краснея, когда их называли женихом и невестой.

Но все имеет конец, нет вещей вечных. Закончилась и эта история.

Лютик прибежал бледный, Эрика сразу подумала – что-то случилось. Полетела навстречу, остановилась, смущаясь.

— Бабочки ушли!

— Как? – ахнула девочка.

— Не знаю, — простонал мальчик. – Наверно, всех переловил.

— Быть не может…

Но глянула в светлые глаза и поняла: может.

— А я всех распустила еще с утра. Тебя ждала, — грустно сказала девочка. – Неужели кончилось чудо?

Он протянул берестяную коробочку. Под неплотно закрытой крышкой расправляла крылья сиреневая красавица, последняя в своем роде.

Неизвестно, что решили бы Лютик с Незабудкой, какое желание выбрали, — судьба распределила все за них. Заболел сосед мальчика, Мастер Суконщик, кашлял беспрестанно и не ел ничего. Не сговариваясь, дети подняли крышку, и бабочка обрела свободу, чтобы никогда больше не вернуться в деревню.

Ни на миг не пожалели они о решении, пока не случилась в семье Эрики трагедия. Мать спускалась в погреб и упала с шаткой лестницы. Недвижимую вынесли ее, но еще живую. Плакать могла она, стонать и говорить – тихо-тихо, но даже пальцем не шевельнула, и тела своего не чуяла. Кузнец ходил черный от горя, запирался с женой и никого не пускал, пока не уговаривали его поесть и покормить несчастную. Брат и сестра, маленькие совсем, звали все маму, забивались в угол, не умом еще, а нутром чуя большую беду.

Утром, вся в слезах, Эрика прибежала к Лютику, глядела долго в глаза, спрашивая:

— И что, ни одной больше нет? Ни одной?

Он только взгляд отводил. Она рыдала и кусала губы, и просилась:

— Давай я с тобой пойду, может, вместе найдем. Нельзя же так!

— Нет, — качал он головой, — я сам. Ждите.

Он шел весь день и всю ночь, через луг, лес, просторный и звонкий, через чьи-то поля и снова через лес, но уже темный и неприветливый, особенно ночью. Голодный, замерзший, споткнулся о корень и упал. Слезы закипали на глазах, нога от боли ныла, в желудке кошки скреблись. Свернулся клубочком, пытаясь уснуть. Темнота обняла мягко, растворила в себе. Снились ему бабочки, трогательные голубые с черным окоемом, хрупкие золотые, расписные коричнево-желтые, скромные зеленые – такие, каких он никогда не видел. А когда проснулся, пробивался сквозь листву солнечный луч, и купалась в том луче ослепительная красавица – оранжево-черная, с удлиненными острыми крылышками.

— Пожалуйста, не улетай, — тихо попросил Лютик.

Потянулся к ней, боясь вздохнуть, она толкнулась крыльями и начала выписывать пируэты. Побежал следом, чуть на отдалении, чтобы не упускать из виду, но и не пугать своим присутствием. Неспешно вывела из леса на залитый солнцем луг. Едва вступил в высокую, по грудь, траву, как вспорхнули в воздух десятки, сотни тех, кого он видел ночью, еще прекраснее, чем видел. Садились на руки, на плечи, голову, цеплялись за одежду и волосы, а он улыбался и плакал, слезы текли чистыми струйками по лицу, мочили ворот. Хотелось смеяться и прыгать от радости. Бережно поднес он бабочку к лицу, попросил тихонько:

— Вернитесь к нам, мы не будем так тратить желания, правда. Только вернитесь, вы нужны. Без вас пусто.

Взвились яркими лоскутками, щекоча крыльями уши и лицо, одна лишь осталась. Посадил аккуратно в коробочку, прикрыл. И – побежал. Никогда он так не бегал, да и вряд ли кто еще так мог. Ветер трепал волосы, хлестала по коленям трава, шарахались из-под ног птицы, а он летел – быстрее ветра, быстрее птиц. Солнце удивленно смотрело ему в спину, неспешно карабкаясь в свои голубые чертоги.

В полдень он добрался до Холма и упал, сотни шагов не дойдя до деревни, но это показалось неважным, ведь к нему спешила Незабудка. Бежала, спотыкаясь, раня босые ноги о колючки, и звала его по имени.

— Лютик, Люти-ик! Все думали, ты пропал. Где ты… ты принес!

Выхватила из слабых рук коробочку, дрожа, опустилась на траву. В хрупком берестяном доме сидела потрепанная, но вполне живая бабочка.

— Какая красивая, — прошептала девочка. – Правда?

Мальчик не ответил, он распростерся на земле, со всхлипом глотая воздух. Усталость, сковавшая тело, медленно уходила. Эрика-Незабудка опрокинулась на спину и рассмеялась счастливо.

— Я знала, что ты придешь. Никто не верил, а я верила. Правда. Я отпустила ее, самую последнюю. Теперь мама поправится, точно.

— Не последнюю. Они вернутся, — хрипло пообещал мальчик, — обязательно.

Они лежали, макушка к макушке, раскинув руки, и небо отражалось в их глазах. Где-то порхали бабочки, голубые, желтые, оранжевые, белые, красные, а мальчик и девочка лежали в высокой траве, волосы их перепутались, и в его ладошке приютилась ее. Они улыбались и были счастливы.

© Попова Анна, 2010