Ондантр «Байки старого Когтя». История вторая

Старый морской кот Когть был местной достопримечательностью. Ни у кого не было таких золотых колец в ушах, татуировок на подушечках лап и, главное, правдивых морских баек. Обычно он, опираясь на трость и кряхтя, влезал в слуховое окно таверны «У Джима» и, усевшись возле камина, закуривал трубку. Завсегдатаи приветствовали его молчаливым кивком, а иногда угощали кружечкой ромового коктейля. Все окрестные мелкокоты и другие пострелята собирались чуть позже, когда Когть, уже прогревший свои скрипучие косточки, начинал урчать от удовольствия. Вот тогда-то из подобревшего и оттаявшего кота истории сыпались – только успевай подставлять любопытные ушки!

– Расскажу я вам сегодня, ребятки, про охоту. Да не простую, а на звоношерста! Не слыхали про такого зверя? То-то и оно. В наших краях не водится страсть такая. Только за морем. Аж на Лаймовых остравах!

– А почему они так называются? – спросила Динка, маленькая шиншила.

– О-ох! Салаги! Чему только в школе вас учат! – пошевелил чуть подпаленными трубкой усами Когть. – Ставьте стулья поближе и слушайте. Только, чур, без переспросов! Буду рассказывать обо всем по порядку… – он откинулся в кресле-качалке и зажмурил выцветшие в далеких широтах глаза.

– Рейс тот был у меня первым по южным трассам. Вышли мы из Бьерно, обогнули Павлиний риф, а потом, загрузившись сгущенкой и леденцами, выправили курс на Лаймовые острова. Жизнь там из-за этих самых лаймов и лимонов такая кислая, что нужно обязательно обеспечивать местных жителей чем-то вкусным, а то от воздуха тамошнего, бывало, аж скулы сводит! И вот на исходе второй недели плаванья зашел наш корабль безо всяких происшествий в порт. А вокруг красота! Пальмы, зелень, островитяне, хоть и с кислыми лицами, а флагами машут, венки нам лавровые напяливают – корабль с таким, как у нас, грузом для туземцев – почти спасение. Ведь они пару месяцев уже сладкого не видели. Пронесли нас на лапах по всему городу и сразу устроили праздник! Сгущенка фонтаном до небес! Пляски вокруг костров, ром, барабаны! И уже никто лаймового воздуха не замечает! А когда стал петь Диаз – хорошо известный в те времена оперный певец, проводивший на нашем корабле свой отпуск, то заулыбались даже неисправимые зануды и нытики. Одним словом, веселье удалось!

Проснулась наша команда, когда уже корабельный петух полдень прокукарекал. С трудом собрались, умылись, вдруг видим: летит к нам на всех парусах Диаз. Шипит, крыльями машет, хвост трубой, а не единого словечка не слышно. Подбежал он к капитану: «Украли, – шепчет, – как есть украли!..»

– Что украли-то? – спрашивает капитан, а сам зевоту еле сдерживает. Знает он этих пассажиров: коробку с леденцами забудут возле шезлонга – и вся команда на ушах.

– Голос! – отвечает Диаз, и давай рыдать: один в один – рыба-плакальщик.

Успокоили мы его, как смогли, посадили в гамак лакать сгущенку, а сами решили совет держать: как, мол, такое могло стрястись? Голос – он, забодай меня морской бык, не кошелек! И даже не кольцо, чтоб его с пальца снять. Думали, думали, пока не подошел к нам местный постреленок. Годков трех от роду, не больше.

«Что, – интересуется, – дяди, у вас морщины на лбу шевелятся? Будете соображать так громко – всю рыбу в заливе распугаете». Хотели прогнать его, но я решил, чего тут плохого? Да и объяснил малышу: «Вчера певец наш где-то голос потерял».

Малец тут – лапы в карманы и нос к небу. «И вовсе не потерял, – поучает, что твой боцман курсантов. – Это у него звоношерст голос стащил».

Одарил я малыша конфетой да шлепком по мягкому месту, и потопали мы с капитаном к вождю острова. Там допытались таки, что за напасть такая – звоношерст. Оказалось, что не соврал малец. Есть такой зверь в джунглях. Сам махонький, проворный, по повадкам похож на ворону. Только ворует он не блестящее, а звуки красивые. Песни ручьев, мелодии скрипок, стук гомоподобных там-тамов, а в первую очередь – редкие голоса. А звоношерстом зовут его, потому что мех музыкальный. Прыгает ли этот зверь, бежит ли – а вокруг словно колокольчики позвякивают. Потому может он подкрасться, лишь когда шум вокруг.

– А как изловить звоношерста? – осведомился капитан, решив не откладывать дело в долгий ящик.

– Да не знаем, – начал объяснять вождь. – Тут закавыка вот какая: больно зверь шустрый и осторожный – наши капканы он обходит легко, с перезвоном. А ждать, когда этот разбойник в ловчую яму попадет, можно пока две-три луны не сменятся.

Расстроились мы: как помочь Диазу? Ну не дело, чтобы Диаз из нашего рейса домой без голоса вернулся. Его же из оперы уволят, якорь мне в ухо!

Чесал я затылок, чесал – и вдруг вспомнил, как в одной книге, привезенной из-за Изнанки, писали про ловлю хитрого зверя, что водится в Стране замерзших елей. Но там охотники использовали лед, а тут, когда термометр днем брал передышку из-за жары и уходил дремать в тенечек, нужно было придумать что-то другое. И получилось, закусай меня морская черепаха! Дядька Коготь – он только с виду тугодум, а на самом деле даже как-то выиграл у шмыгликов бригантину, отгадывая загадки, – но это уже другая история.

Одним словом, соорудили мы к вечеру одну хитрющую ловушку на звоношерста. Только для него такая ловушка годится. В там-таме, самом большом, сделали откидную крышку. А возле посадили лучшего барабанщика. Свистнули остальным отползать, да по кустам прятаться. Когда все скрылись, копченный от загара там-тамщик заиграл на своем инструменте – да так, что ноги у всех, кто в округе затаился, едва в пляс не пошли! Но мы же крепкие! Морская косточка! Сидим, терпим. Ритм по бокам хвостами отстукиваем. И вдруг вижу я – сработало: крадется по стволу дерева махонькая зверушка, переливчатая такая. Похожа на стеклянную обезьянку. А в ее мехе и взаправду – как будто бубенцы тренькают. Тихо-о-о-онечко…

«Эге, – думаю. – вот и воришка наш». А звоношерст – прыг наземь – и к барабану. Осторожно ползет, воздух языком пробует, чует подвох, только звуки манят его все сильнее. Чуть подумал зверь, да и спустился прямо внутрь там-тама. Тут уж я не зевал! Скакнул так быстро, что пару мух по дороге сбил, – и захлопнул крышку.

– Пш-ш-ш-ш! – раздалось оттуда недовольное шипенье на всю поляну. А я на это отвечаю: «Не пш-ш-ш, а сиди. Пока гнездо с натасканным добром не покажешь, не выпущу!»

Кот замолчал и обвел прищуренным взором притихшую малышню.

– Тут и сказке конец. Посидел звоношерст в барабане денек, да и запросился наружу. Его же в джунглях детишки ждали. Ну, а мы понятливые и не злопамятные – отпустили. Только перед этим голос Диаза ему пришлось вернуть.

– Я вот одного не могу понять, дядя Коготь: как звоношерст от вас не убежал, когда в барабан залез? – поправил очки на носу любознательный и рассудительный Ро. – Ясное дело: вашей прыти позавидует каждый – о ней давно легенды ходят, – заторопился он, заметив кончики когтей, показавшиеся из морщинистых подушечек лап кота. – Но разве звоношерст не проворнее?

– Э-э-эх, салаги! Думаете, байки травит вам старый портовый кот? Да, я старый – вот и запамятовал про одну штуку. Края-то там-тама мы смазали сгущенкой. Потому зверушка, конечно, из барабана удрать попробовала, да поскользнулась.

С тех пор, кстати, на Лаймовых островах так зверошерста и ловят, коли случается кому голос или песенку какую потерять. Ты говоришь, что прыти завидуют моей, легенды, мол, ходят? А я так вам скажу: хорошая сгущенка – она в любом деле подспорье!

© Дмитрий Корниенко, 2009